…Мы приехали в Израиль в конце декабря девяностого года, в самый пик алии из бывшего Союза. Позднее, кто-то в шутку присвоил нам звание «декабристов». Начало моей работы у Авивы, совпало с началом Иракской войны. Взрослые и дети ходили по улицам с перекинутыми через плечо коробками противогазов. Днем мы чувствовали себя нормально. Наверное, брали пример с коренных израильтян, которые ничего не боялись. Жутко-пронзительный вой сирены начинался, примерно, в одно и то же время, часов так в семь-восемь вечера. К этому времени наша квартира наполнялась страхом, который с каждой минутой становился почти осязаемым. При первых звуках сирены дети бросались наперегонки в комнату, которая теоретически должна была быть полностью герметизирована. Наша собачка при звуках сирены забивалась под одеяло, а пока муж помогал детям надевать противогазы, я затыкала все щели между дверью и полом хорошо отжатой тряпкой для мытья полов. Прижимая к себе напуганных детей, мы напряженно прислушивались к происходящему на улице и ждали отбоя.
Тот день у меня явно не задался. Утром я позвонила Авиве. Услышав ее «кэн», я положила в карман два шекеля и восемьдесят агорот - ровно столько, сколько требовалось за проезд в автобусе в оба конца. Перекинув через плечо противогаз, заботливо укутанный в полиэтиленовый пакет, защищающий его от сырости, я шагнула за дверь и под проливным дождем отважно двинулась в путь.
Мне пришлось третий раз массажировать одну и ту же женщину, которая несколько раз пыталась мне что-то объяснить на иврите.
-Ани – Ирма! – представилась она и при этом крепко, по-мужски, пожала мне руку.
Одеваясь, пациентка сунула мне в руку бумажку с написанным на ней номером своего телефона и жестом показала, чтобы я его спрятала. В это время в комнату влетела Авива – видно, дверь была не плотно прикрыта, и, застав нас на месте преступления, отругала свою клиентку, а меня окатила таким взглядом, от которого мне стало не по себе. Барометр ее настроения резко падал вниз и остановился на самой нижней отметке со знаком минус, а в ее душе разгоралось пламя, которое достигло наивысшей точки кипения. В воздухе запахло бурей, который в любую секунду могла перерасти в тайфун.
Я быстро ретировалась и принялась наводить порядок в спальне ее старшего сына. Справившись с уборкой в спальнях детей и убрав на кухне, принялась за туалеты. Занятие, конечно, не из самых приятных, но, стиснув зубы, старалась выполнить свою работу по высшему разряду. От жалости к себе я совсем раскисла и зашмыгала носом.
- Света! Перестань себя жалеть! - мысленно приказала себе я. Иначе будет плохо! Ты сорвешься, и что? А туалеты мыть все равно придется. Никуда от этого не денешься. Надеюсь, что это не навсегда. Но зато в конце месяца получишь свои денежки. А деньги, как известно, не пахнут! Да, деньги, конечно же, не пахнут, но унитазы мыть, все равно противно. Неужели так будет всегда? Неужели я сдамся? Неужели я не найду себе места под Израильским солнцем? – намыливая руки, думала я, а на душе кошки скребли. – Давай, раскисай, раскисай? Хочешь пописать глазками? Валяй, только тебе от этого легче не станет! Все равно у тебя пока другого выбора нет! – вытирая руки бумажной салфеткой, убеждала я себя.
Тогда, в те первые деньки нашей жизни на вновь обретенной Родине, мне казалось, что такое положение вещей просто немыслимо. Это позднее тысячи наших женщин с высшим образованием были вынуждены пойти работать уборщицами в учреждения и в дома состоятельных людей. А тогда мне казалось, что я, - самая разнесчастная на свете.
Закончив работу, я с облегчением вздохнула: «Слава Богу! Еще один день прошел».
Сегодня ровно семь дней, как я начала работать. Скоро смогу купить своим детям небольшие подарки. А главное, я принесу в дом хоть какие-то деньги. Взглянув на ручные часики, я пришла в ужас: время неумолимо приближалось к шести часам вечера. На улице во всю хлестал дождь. Я чувствовала своим нутром, что с минуты на минуту, буквально вот-вот должна прозвучать воздушная сирена. Схватив сумку и плащ, я заторопилась домой.
В это время дочка Авивы, девчонка лет двенадцати, вышла из туалета и, подойдя к матери, что-то шепнула на ушко. Та сорвалась с места и ринулась в туалет.
- Орит! Бой рэга! – громко закричала она.
Войдя в туалет, я обомлела. Не помня себя, схватила упирающуюся девчонку за плечи и поволокла в туалет.
- Ты что, соплячка, себе позволяешь? Ты думаешь, что я родилась только для того чтобы мыть туалеты и подтирать твою задницу?! Бери щетку и сейчас же убери за собой, а не то я за себя не ручаюсь!
Авива, мгновенно оценив по достоинству мой темперамент, схватила дочь за плечи и вытолкнула из туалета. И во время, так как голова ее дочери в любую секунду могла очутиться в унитазе.
- Орит, Орит! Ма кара!
Обливаясь слезами, я схватила свою куртку вместе с болтающимся и бьющим меня по ногам противогазом и пулей вылетела на улицу. А на улице темень, воет ветер, и дождь льет как из ведра. Льющиеся слезы смешались со струйками дождя. Мне стало жутко. Пустырь. Дождь. Завывающий ветер и подвывающая ему я. А вокруг ни души. Каждой клеточкой своего тела я чувствовала, что вот сейчас, сию минуту завоет сирена. От всего пережитого у меня зуб на зуб не попадал.
Мимо пролетела машина. Одна. Потом другая. Я махала руками, но ни одна из них не остановилась. Мой ужас достиг апогея. Вдали показались расплывчатые огни мчавшегося автомобиля. Не долго думая, я вылетела на середину дороги и встала как вкопанная, раскинув в стороны руки, на одной из которой болтался противогаз. Водитель резко затормозил. Звук и скрежет тормозов болезненным эхом отозвался у меня в ушах и застрял в гудящей болью голове. Здоровенный мужик, открыв дверцу машины и на половину высунувшись из нее, громко ругался, вывалив на мою разнесчастную голову весь запас самых отборных ругательств со всего мира. Наверное, это было его хобби. Ругался он виртуозно, смачно и с удовольствием.
А меня застолбило. Его ругательства отдавались в моей голове волшебной музыкой, спасшей меня от одиночества и страха. Я продолжала стоять в позе чучела: с раскинутыми в разные стороны руками.
Таксист, кряхтя и все еще ругаясь, направился было ко мне, но, увидев мою позу законченной идиотки, опасливо отступил на два шага назад и уставился, решая, что со мною делать.
- Опусти руки и садись в машину! - на ломанном русском с грузинским акцентом сказал он.
Я его слышу, а руки опустить не могу - они мне не повиновались.
- Ты чито, совисем глухая, или совисем немая! Чито, это сэ тобой? А может, ты немножечко не вэ сэбэ, или нэ того? - и он выразительно покрутил указательным пальцем у своего виска.
Я энергично стала мотать головой из стороны в стороны.
Таксист посмотрел на меня более внимательно и, подойдя, снял с руки все еще болтающийся противогаз, перекинул его себе через плечо, а потом слегка надавил мне на плечи и осторожно начал опускать мои одеревеневшие руки вниз.
- Идем в машину! И-и-дем, дорогая! Не бойся! Там тепло и ты скоро согреешься! Видишь, ты совсем промокла!
- У меня есть только один шекель и сорок агород, - заплетающимся языком еле слышно пропищала я.
- Ты лучше мине расскажи, ты в своем уме, или нет! Зачем мне твои копейки? Скажи мине, что ты делала в такое время на пустыре и как ты там оказалась? Где ты живешь? Куда тебя отвести?
- Я работала.
- Работала? Где?
- В доме одной женщины.
- Это у кого же? Я знаю здесь каждого в лицо.
- У Авивы!
- А! Что же ты у нее делала? На уборщицу ты, вроде бы ,не тянешь, а на ее клиентку, тем более.
- Это по чему же? - возмутилась я.
- Так что же ты все-таки у нее делала? Авива – женщина хитрая, во всем - свою выгоду ищет.
Как ты к ней попала?
- Случайно!
- Это я понимаю! Косметикой торговать?
- Нет, я массажистка.
- Чито, чито это ты мине сказала? Повтори!
- То, что слышали! Что в этой стране происходит? Что творится?! При слове «массажистка» все падают в обморок! Вы что, живете в каменном веке! Да еще во времена Адама и Евы люди умели и знали, как нужно растирать ушибленные или больные места! А в бывшем Союзе люди стремились попасть на массаж.
- Там - да, а здесь - нет! - строго сказал он. – Хочешь получить дурную славу, валяй, рассказывай каждому встречному и поперечному о том, что ты работаешь массажисткой. Давай! Но хочу тебя предупредить, ничего хорошего из этого не выйдет. Здесь одно это слово наводит мужчин на дурные мысли. Женщины здесь на массажи не ходят, а ходят только мужчины…
Мы подъехали к дому. У подъезда стояли мои дети и, увидев меня, с визгом бросились навстречу.
- Мамочка, мама, что случилось? Идем поскорее домой! Мы так боялись, что сирена застанет тебя в пути. Бежим скорее! Бежим!
- Подождите! Сколько с меня? – спросила я у таксиста.
- Брось! Не суетись! Денег я у тебя все равно не возьму! А вот от хорошего массажа не откажусь, а то моя поясница в последнее время дает о себе знать. Замучила меня, проклятая! Давай завтра и начнем!
- Пожалуйста! Я с радостью, только у меня нет даже обеденного стола, на который я могла бы вас положить, чтобы сделать массаж. .
- Нэ пэреживай! Стол мы найдем! Завтра часов так в восемь вечера. Идет? Я постараюсь не опоздать!
- А как же насчет того, что это дурная профессия? – съязвила я.
- Дорогая! Ведь я тоже приехал оттуда, да? И потом я сразу вижу, с кем дело имею, понимаешь? Но ты все равно не будь слишком доверчивой, а то можешь сильно обжечься! А у тебя ведь есть муж и дети. Так что смотри в оба! Усвоила?! Машина фыркнула и укатила