Зарисовки
Главы из романов
Рассказы
Статьи
О ПРОИЗВЕДЕНИЯХ РУССКОЯЗЫЧНЫХ ПИСАТЕЛЕЙ ГОСУДАРСТВА ИЗРАИЛЬ
Интервью
ЮБИЛЕЙНОЕ ИНТЕРВЬЮ С ЛЕОНИДОМ ФИНКЕЛЕМ
В прессе об авторе
Интервью с Риммой Ульчиной
Повести

Опросы

Верите ли Вы в мистику?
20% Я реалист и мистику не верю
40% Иногда не нахожу другого объяснения, кроме мистического
40% Я верю в мистику
Мистерия - Это слово объясняет одну из величайших загадок мира

БРАТСТВО ДЛИНОЮ В ЖИЗНЬ

Рассказы Моя семья

                             

              
         Ночь. От громкого разговора и заразительного мужского смеха я проснулась, протерла заспанные глаза и сквозь неплотно прикрытую дверь увидела взволнованные лица своего папы и его двух давнишних друзей, под начальством которых он начинал службу в Советской Армии. На столе стояла бутылка водки, рядом – открытые рыбные консервы. Остальная часть стола осталась в тени. На спинках стульев висели увешанные орденскими планками снятые друзьями кителя. Тусклый свет от давно отжившей свой век настольной лампы высветил генеральские погоны и Золотую звезду Героя Советского Союза, погоны полковника и погоны майора. Майором был мой папа. Зато на его кителе красовались две звезды Красного Знамени и орденские планки.
         – Братцы, давайте выпьем за тех, кого уже нет в живых. Вечная им память! – сказал отец. Подняв наполненные стаканы, стоя, не чокаясь, они выпили все до дна. А теперь за нас!
         Выпив и немного расслабившись, перебивая друг друга, друзья начали вспоминать молодость, пограничные заставы, где им приходилось служить до войны вместе, а во время войны каждому по отдельности. Три друга разного возраста и звания, верные своей мужской и воинской дружбе, собрались первый раз после войны. Затаив дыхание, я прислушивалась к их разговору, мысленно участвуя в тех событиях, о которых шла речь.
         Я смотрела на них и вспоминала пожелтевшее от времени любительское фото...
        Три друга стоят на невысокой сопке плечом к плечу.  А  на обратной стороне – надпись: « Сергей, Лешка и я»
         Сергей – красивый, высокий с военной выправкой молодой мужчина со строгим лицом и подкупающей полуулыбкой.
         Алексей, Лешка – круглолицый с открытым взглядом, коренастый, в надвинутой на высокий лоб пилотке с красной звездочкой посередине.
         И Павел, Пашка – симпатичный, сильный, среднего роста юный лейтенант с озорной улыбкой на лице и смешинкой в глазах.
        При тусклом свете лампы я заметила припорошенные серебром коротко подстриженные волосы Сергея, серебристые нити в черных волосах Алексея и предательское серебро у папы на висках
         – Сергей! А ты помнишь, как в один прекрасный день на нашу заставу прибыл коренастый и еще безусый юнец в солдатской форме с чужого плеча? – спросил Алексей, теперешний полковник, обращаясь к генералу.
         – А как же! Я тут же смекнул, что этот негодник накинул себе пару годков, а то и больше. К слову сказать, держался он молодцом, –  усмехаясь в усы, продолжал он.– А у меня было железное правило – с каждым новобранцем знакомиться лично.
         – После окончания занятий по строевой и боевой подготовке зайдете ко мне! – приказал ему я.
         – Есть! – приложив руку к взмокшей от пота шапке-ушанке, браво отрапортовал солдат.
        Через пару минут раздался громкий стук в дверь.
         – Рядовой  Зарувимский  Павел Маркович! – отчеканил он.
         – Отставить! Сегодня, Павел Маркович, я хочу поговорить с тобой, как говорится, по душам, а не по уставу. 
         Смотрю, а этот юнец и глазом не моргнул...
         –Ты что, не знаешь, кто с тобой говорит?
         – Знаю! – буркнул пацан.
         – Вот и хорошо, что знаешь. Я тоже про тебя кое-что знаю,– специально затягивая паузу, глядя ему в глаза, строгим тоном произнес я.
         « Сейчас я тебя выведу на чистую воду!» – стараясь подавить улыбку, подумал я. Паренек смотрел мне прямо в глаза, не реагируя на мой провокационный выпад.
         – Ты что, плохо слышишь?
         – Почему плохо? – вопросом на вопрос  ответил он и упёрся в меня таким невинно удивлённым взглядом, что меня даже злость взяла.
         – Ну и что теперь? Что прикажешь мне с тобой делать? – спросил я парня.
         – А ничего! Вы все равно ничего не сможете изменить. Ведь я присягу дал. Теперь я солдат! – с такой гордостью сказал он, что у меня дух перехватило.
         « Наглый  чертенок, но умный. И глаз не прячет!» – с восхищением подумал я, глядя на твою наглую, Пашка, рожу.
         Генерал говорил,  хлопая друга по плечу и громко смеясь.
         – А представь себе, что при всей своей, как ты говоришь, наглости, я в  тот момент по-настоящему испугался.
         – Да не может быть! – закричал генерал.
         – Перетрусил, да ещё как! Всё-таки я очень боялся, что ты отправишь меня в тыл. А чтобы ты этого не заметил, приклеивал тебе «эпитеты», соответствующие моему возрасту.
         – Интересно какие? – неосторожно спросил генерал.
         – Хочешь услышать?
         – Валяй! – махнув рукой, сказал он.
         – И что этому «старому козлу»  от меня нужно? Пристал, как репей до задницы! – приговаривал про себя я.
         Генерал чуть не поперхнулся.
         – Ну и наглец же ты, Пашка, – обиженно буркнул он. Тоже мне старика нашёл! Сколько же мне тогда было? Двадцать семь или восемь? Надо же такое придумать,   непутевая твоя башка! Старик, да еще и …!
         Отец и Алексей зашлись от хохота.
         – Сергей! Чего надулся?.. Потому что ты был старше – уже генерал, а он пока майор! Сечёшь?
         – Да ладно уж! В пятнадцать лет прикинуться восемнадцатилетним парнем (благо, что телосложением и силой его природа не обделила) и пойти служить на заставу,– это, мои дорогие, поступок.
         – Да, славные были деньки, а ночи и того почище! – услышала я…
         Граница. Ночь. Тишина. А тишина – это предвестник опасности. И наша маленькая, затерявшаяся в сопках застава, стоящая на страже горных рубежей огромной страны. Отвесные скалы грозно нависали над ней, готовые в любой момент обрушить и накрыть нас и заставу снежной лавиной. Но это было стратегически выгодное место, так что приходилось опасаться не только гнева природы, но и нарушителей государственной границы.
         – Лёшка, а помнишь, как нас отправили вместе в дозор? – спросил отец.
         – Это тогда, когда мы впятером справились с десятком самураев? Конечно! Такое забыть нельзя! Павел, можно смело сказать, что это был твой звёздный час… Да! Ничего не скажешь, с котелком у тебя было всё в полном порядке! – смеясь, откликнулся полковник.
         – Хватит ржать! Я тоже этот случай отлично помню! – и они, как мальчишки, перебивая друг друга, хлопая по спинам, заговорили все разом.
         – Если я не ошибаюсь, это был твой первый выход в наряд, – сказал генерал. Помню, мне очень не хотелось посылать тебя в дозор: молод, горяч, не обстрелян. Пропадёт малец!  Пошлю в наряд более опытного солдата! Но в нашей жизни вообще, а на границе в частности, подводит « его величество случай»… Солдат не хватает. Двое погибли накануне, а троих отправили  в  госпиталь. А по ту сторону кордона сидят и строят планы оснащенные новым оружием, осведомленные о нашем плачевном положении умные, мать их, японцы…Грамотные, хитрые, жестокие и смелые люди. А раз так, жди гостей!..
        В разговор вмешался полковник, в то далекое время – лейтенант.
         – Построил я ребят и приказал им идти след в след. Где просматривается, – ползком! Зады не поднимать! Плашмя! Все поняли? Где можно – перебежками…и, махнув рукой, пошел в сторону границы. Прошли пару километров, я оглядываюсь, а Пашки нет. «Чёрт бы его подрал! Только этого мне не хватало». Даю предупредительный знак. Ребята остановились. Ждём. Проходит минута, другая, а его нет. Что делать? Вернуться и обыскать местность нельзя. Опасно. Засекут. А парня оставить  тоже негоже... А он тут как тут. Вынырнул из-за кустов и на ходу брюки подтягивает… Мне не привыкать. «С новичками и не такое бывает», – подумал я. А он буквально через каждую сотню метров снова в кусты.  « Ну, думаю, что с него возьмёшь? Пропал малец! От такой напасти можно и дуба врезать»…
         А тут, откуда не возьмись, японцы. Даю сигнал, чтобы все залегли и приготовились к бою. Боковым зрением вижу, что наш «молодец» опять в кусты сиганул…
         И вдруг что-то бабахнуло. Послышались оглушительные и странные взрывы с той стороны, откуда мы пришли. Это не выстрелы и не гранаты. А бабахают так, что уши заложило. Мины! Не похоже… А тут такая вонь пошла, что хоть святых выноси. Смотрю, япошки залегли.
         – Неужели придумали что-то новое?  Черт их знает! Солдаты они хорошие. Да и законы у них драконовские. Дезертиров не водится. Знают, если струсят, свои же и убьют!
        А вокруг всё гремит и взрывается. И вдруг из-за кустов раздается душераздирающий Пашкин вопль.
         – Газы!
        Услышав знакомое слово, японцы бросились врассыпную, ну а мы, естественно, за ними…. Ни один из них не ушёл. Да ещё двух «языков» с собой приволокли.
         Только тогда до меня дошло, что мальчишка приседал не по нужде, а занимался делом. Как я потом от него узнал, он рыл довольно глубокую ямку, вставлял туда запал, а на него клал коровью лепёшку и всю эту систему соединил бикфордовым шнуром. Увидев японцев, он юркнул в кусты и поджёг шнур. В общем, устроил им « газовый фейерверк».
         – А чего ты каждый раз штаны-то подтягивал? – спросил его я.
         – Чтобы вас, товарищ лейтенант, обмануть, – ответил он.
.        – Вот придем на заставу, там разберемся.
         – А чего разбираться-то! Это нечестно. Я же успевал натянуть брюки и старался от вас не отстать. Даю честное слово, в следующий раз прибавлю обороты…
         – Ну, ты даешь! Я что-то ни разу не слышал, чтобы голова приказывала заднице, обычно случается наоборот.
         –  Не слышали, так еще услышите, – невозмутимо изрек он.
         – Ты только смотри, штаны по дороге не потеряй! – пошутил я. – Дай мне свой вещевой мешок. Он тебе, наверно, здорово мешает!
         – И не подумаю! Я с ним ни за что не расстанусь! Я к нему брюки привязываю, чтоб не потерять!.. Но учтите, если на заставе кто-то даже в  шутку назовёт меня засранцем – убью!
         Я хотел ему влепить пару крепких словечек, но передумал, так как понял, что парень не шутит…
         И они все трое покатились со смеху.
         В другой раз они встретились со мной, когда отца не было уже в живых. От них я узнала, что мой папа спас каждому из них жизнь.
        – Вас спас!.. А его прикрыть от пули было некому! – глотая слезы, сказала я.
         – Послушай, дочка, не плачь! Вырастишь. Выйдешь замуж! Родишь детей. А когда они подрастут, расскажешь им о дедушке, а они – своим детям. Так что твой папа навсегда  останется жить в их памяти   настоящим героем. А его гены помогут им стать достойными, благородными и смелыми людьми!.. Твой папа был самым молодым из нас троих… А судьба обошлась с ним так несправедливо…
         Я сквозь слезы смотрела на его друзей. Они заметно постарели, обрюзгли. Война, раны, служба в армии и прожитые годы, а сейчас известие о смерти друга оставили неизгладимый след на их огрубевших лицах.
        – Сколько раз мы с ним были на волосок от смерти. В то время мы были уже на «ты», правда, когда нас никто не слышал.      Однажды попали в засаду. Сразу кинулись бежать.    Паша быстро донесся до росшего неподалеку кустарника, а я превратился в открытую мишень.
         – Лешка, замри! Они подумают, что тебя убили! Как только услышишь, что я открыл стрельбу, начинай палить. А я сейчас...
         Я видел, как он лег на землю и тут же пропал из виду. Я глянул на часы и стал ждать. А он умудрился обойти их с тыла и открыл по ним огонь… Бой закончился в течение нескольких минут… Вот тогда  Пашка  и «прыгнул»  из солдата в лейтенанты, получив свою первую медаль.
         Генерал поглядывает на свои командирские часы…
         –   Алексей, нужно соблюдать регламент. Я тоже хочу кое-что рассказать о моем лучшем друге. Твой отец был необыкновенным человеком. Его любили и уважали настоящие люди. Время было смутное. Павлу доставалось больше чем всем, потому что его национальность кое-кому сильно мешала. А мелкая рыбешка пыталась ставить палки в колеса, но судьба хоть в этом была к нему благосклонна. А я лично обязан ему жизнью. Причем дважды.
         – Слушай и запоминай. Твой отец был настоящим героем. Во время войны  я находился на передовой. Он  тоже. Мы воевали на разных фронтах и только изредка получали друг от друга приветы, которые передавали в основном с вездесущими спецкорами.
         Паша был ранен, и я тоже. Он уже шел на поправку, когда меня доставили в тот же госпиталь и сразу же повезли в операционную. А он в это время первый раз поднялся с койки. Встал на костыли. И с трудом доковылял до коридора. Он едва держался на ногах и, прислонившись к стене, пережидал, когда пройдёт острая боль, и он сможет сделать еще один шаг. В это время меня на носилках пронесли мимо него. Я был еще в сознании. На какую-то долю секунды наши взгляды встретились.
         – Сергей, не дрейфь, я рядом! – услышал я и, уже теряя сознание, для себя решил: «Павел   здесь, значит все обойдется»
         Наш госпиталь находился недалеко от передовой. Я лежал еще на операционном столе, когда немцы начали его бомбить. Два врача и одна сестра были убиты. Другая сестра и еще один санитар лежали скрючившись и громко кричали. А меня ранило в грудь и в левую руку. На мое счастье врачи успели извлечь пулю из груди, наложить швы и повязки и перебинтовать руку. Но я потерял так много крови, что чувствовал, как последние капли жизни уходят вместе с последними каплями моей крови…
В госпитале творилась страшная неразбериха. Все двигалось, кричало, суетилось и куда-то бежало. Я уже почти потерял сознание, когда резкая и страшная боль вернула меня к жизни.
        Вскрикнув, открыл глаза. Я болтался на чьей-то спине и громко стонал. Тот человек, что нес меня на себе, тоже стонал. Причем он не бежал и не шел, а как-то странно прыгал, так как у него был один костыль. «Допрыгав» до более безопасного места, он завалился на правый бок, и я сполз на землю. 
         – Сережка! Ну ты и хряк, черт бы тебя побрал! Надо же было так на дармовщинку казенными харчами разъесться. Видно, у тебя в полку есть своя ППЖ, которая тебя усиленно подкармливает. Знал бы, что ты такой боров, даже связываться с тобой бы не стал!
        Я плакал от боли, и у Павла  по щекам катились слезы. В это время со страшным грохотом обрушилось здание горящего госпиталя. Трассирующие пули свистели над нашими головами.
         Мы лежали рядом бок о бок. Помощи было ждать неоткуда. В любую минуту могли появиться немцы. Пашка разорвал на себе рубашку и, сделав из неё новый жгут, перевязал мою синеющую руку чуточку повыше, положил ее  мне на живот, прикрыв оставшимся куском нательной рубашки, чтобы на взмокшую от крови повязку не садились летающие над нами мухи.
         – Сережа, ты полежи один, а я сбегаю и проверю обстановку. Может, и санитаров приволоку. Потерпи, я сейчас!
         Я видел, как мой друг лег на спину и начал перекатываться со спины на живот, помогая себе руками.
         « Пашка, друг, если  ты так бегаешь, то я, наверно, уже летаю», – подумал я и потерял сознание. Так как помощи ждать было неоткуда, Паша умудрился притащить целую кучу бинтов,   марли, фляжку со спиртом, бутылочки с йодом и два костыля, на которых он еле-еле передвигался. Нога у него распухла и, видимо, сильно болела.
         А еще он нашел пару шприцов и несколько ампул морфия.
         Немного отдышавшись, он открыл фляжку и отпил из нее пару глотков.  Попутно скажу, что я ни разу в жизни не видел другого человека, который бы  умел так хорошо и со вкусом выпить и не быть пьяным. Он всегда чувствовал тот рубеж, за который переходить было опасно. И если он переворачивал кружку и ставил ее вверх дном, это означало, что на сегодня он пас и больше пить не будет. Так вот, после того как прополоскал себе горло, он принялся за меня.
         – Тимофеевич, придется вам немного потерпеть. Морфий я вам пока вкалывать не буду. Немножко повременю. А то, товарищ подполковник,  рука у меня очень тяжелая. Так что иголка может поломаться и застрять в одном из «срамных мест».
      А сам в это время принялся промывать мне рану спиртом. Потом обильно обработал ее йодом. Я отключился. Получив пару приличных затрещин, открыл глаза.
         – Извини,  дружище, иначе нельзя! Потерпи еще немножко. Все будет хорошо.
         Рука у меня была хорошо и туго перебинтована. Сделав из ваты и марли тугой тампон, он осторожно снял верхний слой повязки, почерневшей от запекшейся крови, приложил к ране тампон, прижал ладонью, чтобы остановить кровотечение и крепко-накрепко обмотал мою спину бинтами. Потом взял кусок плотного картона, положил на него руку и привязал к туловищу. Снова глотнув из фляжки, он перевел дыхание, обмакнул свой палец в спирт и намочил мне губы. Даже от одного запаха мне сразу немного полегчало.
         Потом он быстро соорудил что-то подобное для своей ноги, туго прибинтовав ее к куску плотного картона. Встав на костыли, он постоял на них, примерился и сказал:
         – Командир, дело дрянь! Скоро наступит ночь. Немцы могут нагрянуть в любую минуту. Нам нужно как-то доковылять хотя бы до проезжей части дороги, а там будет видно. Я «пойду»  поищу брезент, и мы двинемся в путь.
         Он довольно скоро вернулся, волоча за собой кусок брезента, а за поясом у него торчали два пистолета.
         – Вот теперь мы с тобой в полном порядке и, так сказать, в полной боевой готовности. А ты, брат, немного поднатужься и помоги мне перекатить тебя на этот брезент.
         – Паша, а как ты думаешь меня волочить? Ведь ты и сам еле стоишь на костылях. Я тебя прошу, как друга, иди сам, а я буду тебя ждать. Так будет лучше. Один ты управишься быстрее. Только оставь мне один пистолет. И иди.
         – Полковник, а не пошел бы ты сам знаешь куда!
         Как он умудрился, я не знаю, но он всё-таки допер меня до дороги. А там нам помог случай.
         Я слушала, затаив дыхание. По щекам катились слезы. Но в комнате было полутемно, и никто этого не заметил.
         – А в другой раз, – напомнила я.
         – Это случилось сразу же после войны. Твой отец, Рита, летел из Владивостока в Кишинев с пересадкой в Москве. А я летел в другое место. Приезжаю в аэропорт и жду, когда меня пригласят на посадку. И вдруг я вижу Пашу. А он, чертяка, идет прямо на меня. Я бросаюсь к нему навстречу. Мы обнялись, хлопнули друг друга по спине.
         – Куда и когда летим? – спросил он.
         – Через пару минут.
         – А время у тебя регламентировано?
         – Да не так, чтобы очень. Наш самолет курсирует туда и обратно каждые два часа, так что могу и задержаться… Пошли в ресторан. Посидим, поговорим, – предложил я.
         – Слушаюсь, товарищ генерал, – и он шутливо щелкнул каблуками, приложив руку к своей фуражке. – С повышением тебя, Сережа!
         Посидели и, как полагается при встрече, хорошо выпили. Мне доложили, что я могу выходить на посадку. Я поднялся. Вдруг Павел как будто потемнел лицом и быстро сказал:
         – Товарищ генерал, мне только что передали, что вы срочно должны вернуться в Москву! А вы, лейтенант, свободны, можете идти, – сказал он ожидающему меня офицеру. И как ножом отрезал:
         – Да, и передайте кому следует, что товарищ генерал вылетит следующим рейсом.
         От такой мальчишеской выходки я даже растерялся.
         – Пашка, ты что, белены объелся?
         – Да нет, друг, сам не знаю, что на меня нашло! Но полетишь ты все же другим рейсом.
        Мы еще сидели в ресторане, когда пришло сообщение, что самолет, в котором я должен был лететь, сгорел. В него попала молния. У твоего отца, Маргарита, был какой-то особый, точнее сказать, мистический дар, который помогал ему предвидеть и изменять чужие судьбы, но только не свою. Иначе все было бы по-другому. И сейчас он был бы с нами здесь, а не там. Вот так-то, дочка!
 
 
 
 
 
                                                                                    
 
                                                                                                                   
Римма Ульчина

Мистические даты

Фото автора

Мистический роман

Мистика и реальность

Мистика и реальность в романе Риммы Ульчиной - все произведения
Все права защищены, при цитировании материалов сайта ссылка на источник обязательна Copyright ©Rima Ulchin All rights reserved